Была война, тот большой рассказ."Я сдержала вороного коня, рвавшегося вперед, волновавшегося и в общем очень беспокойного. Наверное, вряд ли когда можно привыкнуть к смерти. С ней можно смириться...Но привыкнуть - нет. Особенно, когда это смерть ни в чем не виноватых людей. Той же крови, по сути, что и ты. И их, как и тебя, где-то дома ждут. И любят.
Эти мысли были всегда. И сегодня, вот уже в который раз, стоило бы о них просто забыть на несколько мгновений, чтобы было чуть менее больно. Хотя сердце и так в несколько раз увеличило и сбило ритм. Казалось, грудной клетки для него мало. Казалось, всего тела не хватит, чтобы удержать его внутри. И почти ничего не было слышно, кроме громкого: "Тук-тук. Тук-тук". Я оглянулась, отыскивая глазами своих. Тех, кто, как и я, был на лошадях и тоже ждал с замиранием того, что будет совсем скоро. Найти их стоило труда, хотя мы были знакомы давно, хотя уже научились угадывать мысли друг друга, хотя мы даже уже умели чувствовать друг друга. Просто они были профессиональными актерами и прекрасно умели теряться в толпе, быть похожими на других. А что другие? Разве они были похожи один на другого? Нет, ни капли. Одни ждали действа, другие боялись, третьи хотели еще что-то изменить. Но здесь не было равнодушных. Каких бы масок не носили окружающие меня люди - среди них не было ни одного...ни одного такого, кому было бы все равно. Каждый из них переживал свою трагедию. Кто-то даже со сладким упоением, наверное. Но он ошибался. Время все меняет. Участникам войны нередко кажется все не так, как бывает оно потом, через года или десятилетия.
Человек 20 (или их было больше?..) подвели к специально заготовленной яме. Кто они были? Их называли изменниками Родины. Точно так же, как и они бы назвали сейчас тех, кто отдал приказ на казнь. В гражданской войне не бывает правых и неправых. Бывают лишь победившие и проигравшие. Сегодня они были проигравшими. Сегодня и здесь. Возможно, уже завтра их войско всего в нескольких километрах отсюда одержит блестящую победу в очень сложном сражении. Возможно, оно точно так же поставит вдоль обрыва тех, кто сейчас выстраивается в ряд напротив несчастных. Никто не знает, что будет завтра. Никто не скажет наверняка, кто победит через час. И чья жизнь неожиданно оборвется. Совсем тогда, когда ты этого не ждешь. Когда впереди такие перспективы. Когда впереди - целая жизнь, в которой можно совершить столько прекрасного.
Но очнитесь. Вы уже не совершили. Вы уже убили своих братьев. И самое великое счастье - это остановиться. Однако история довольно однозначна: или убьют тебя, или убьешь ты. К сожалению, третьего не дано. Мир возможен только на полном поражении одних из вас.
Вожаков отряда отводят в сторону, им уготовлена другая смерть. А пока, на их глазах, на глазах женщин и детей, может быть, матерей и сыновей, готовят остальных. Подводят по несколько человек к краю, небрежно закрывают грязной тряпкой глаза несчастным, грубо равняют в линию. Молодые парни, еще совсем не видевшие жизни, не испытавшие любви, еще не расставшиеся со своей первой семьей, еще не познавшие горечь поражений и больших ошибок. Парни, с голубыми подтеками на лице, с синяками под глазами, кровяными царапинами на руках и открытыми ранами на груди, нанесенными не позднее как этой ночью. Парни, которые не увидят, как через несколько часов взойдет солнце. Такое свежее, молодое, чистое. Как засеребрится в его первых ласковых лучах роса на юной травке, как отступят ночные тени, как скроются они, исчезнут из леса. Как встревоженная появлением нового дня, проснувшимися птицами, которые уже готовы предупредить об опасности, недовольно уйдет серая стая волков, чтобы вновь выступить на свой кровавый путь ночью. Но, может быть, будет все наоборот. Над желтыми полями взойдет кроваво-алое солнце, не предвещающее ничего хорошего. Испуганные постоянными выстрелами будут молчать утренние птички, спрятавшиеся в понуро-хмурой листве деревьев. Не будет слышно окликов волков, которые не появятся там, где слишком много людей. А здесь все испещрено их следами, следами лошадей, собак, орудий. Так или иначе, они не увидят этого. Не почувствуют. Не узнают. И, так или иначе, это будет новый день. Совершенно новый день. Со своими новыми жертвами и выжившими. Наверное, кто выжил, тот и будет победитель.
Вот первые выстрелы. Наши кони, давно привыкшие к звуку пальбы, даже не шевелятся, лишь негромко пофыркивают, чуя мертвые тела. Слышны охи и ахи окружающих женщин. Кто-то стремглав срывается с места, кто-то замирает и ждет неведомо чего. У кого-то по лицу текут солоновато-горькие слезы, у кого нет сил даже на них. Кто-то причитает и валяется в пыли. Наверное, это родственница одного из них. Может быть, даже мать. Как-то тоскливо ноет под сердцем. И уже жаль не этих убитых парней, а их матерей. Видеть страдания...И знать, что никто им уже не поможет. Ничто не заглушит материнского горя.
С этими выстрелами все сразу становится другим. Все как-то вдруг понимают, что это серьезно. Что те, кто упал в эту наскоро вырытую яму, по сути-то, такие же как и они. Быть может, даже братья. И разница лишь в том, кто на чьей стороне. Стоят ли эти взгляды и идеи стольких смертей и страданий? Наверное, стоят, раз люди так самозабвенно идут друг против друга. Наверное, стоят, раз их никто не останавливает. Наверное, стоят, раз когда-то идеи принесут светлое будущее, о котором, конечно же, мечтали и поколения в прошлом и будут мечтать поколения в будущем. Всегда есть стремление к чему-то лучшему. А вот...становится ли лучше? Наверное, да. Ведь все так думают. Ведь пути назад нет. Хотя всегда существовала и эволюция, и деградация...
И вот уже следующих подводят к яме, отрывают от рукопожатий и последних, глубоких, пронизывающих, за душу берущих взглядов, которые рвут сердце на части. Толкают к пропасти. Заново накидывают повязки.
Снова выстрелы. Снова крики. И лишь на секунды - тишина. Странная, нереальная. Когда снимают повязки с упавших парней и подталкивают их вниз. Когда оставшиеся еще не прощаются, а со слезами на глазах смотрят на своих товарищей. Они думают о них, но забывают, что уже через минуту будут на их месте...
Командиры стоят, не шевелясь. Хотя им хочется метаться, выручить, помочь. Ведь эти парни им как братья, как сыновья. Ведь они столько прошли вместе. Ведь так хочется их защитить от последнего. Но они мужественны и специально ждут, когда их товарищи погибнут. Чтобы те, в кого стреляют, до последнего знали, что их предводители их не кинули и не забыли. Что вот они, рядом. И что они не одиноки. Что даже в такой час, в такие секунды их готовы поддержать. Но уже не могут помочь... Командиры стоят, как-то даже растеряно, не опираясь ни на что, опустив руки. И в фигурах их видно что-то усталое, старческое. Хотя они не намного старше тех парней... И какое-то отчаяние может закрасться в душу постороннему наблюдателю. Но в глазах вожаков - что-то светлое и доброе, потому что они смотрят на своих. Уже не подчиненных. Уже просто родных...
Последняя череда выстрелов. Теперь настала очередь командиров. Они идут тяжелыми шагами, не подпуская к себе палачей. Их не нужно вести, они и сами дойдут. Сами подойдут к своей смерти. Им не страшно. После смерти товарищей уже не страшно. Подходят к двум виселицам. Их положено повесить, чтобы трупы видели, чтобы был им позор. Так пошло издревле, сохранилось до сих пор. И, конечно, они не уйдут молча. Но речь эта коротка. Кончились длинные агитационные разговоры, нет сил заново что-то говорить. Все и так знают, что это не по-человечески.
- Пройдет время, - сухо выдавливает старший, тяжело дыша, - пройдет..И вы окажетесь на нашем месте. И тогда..вспомните всех тех, кто пал от ваших рук. За кого бы вы не воевали, мы всегда останемся с одной Родины. И там...там, на том свете...мы будем соседями. Первые победы ничего не значат. Наши смерти никому не принесут пользы. Не мы сейчас, умерев, не вы, убив, ничего не измените. Только...знаете ли вы, где сейчас ваши братья? Не с нами, ли, а?
И он, вздохнув, покачав головой, немного неуклюже карабкается на табурет, сам просовывает голову в петлю и сам, сильным ударом ноги, выбивает опору. Женщины вскрикивают и отворачиваются. Хрип слышен недолго. И вот уже мертвое тело качается на фоне убитых бойцов и пепельно-серых туч.
Перебирает копытами мой конь, слышно ржание других. Они не любят смерти.
Второй не говорит ничего, лишь мрачно усмехается, да на прощанье посылает поцелуй в небо, да кланяется и целует родную землю. Легко прыгает на табурет и каким-то дьявольски-веселым взглядом обводит толпу, чему-то с улыбкой кивает, просовывает голову в петлю. Оглядывается вокруг и в последний раз вдыхает полной грудью воздух...
...Разворачивают лошадей воюющие, разворачивают и простые наблюдатели. Резко срывают их с места, поднимая слои пыли. Не хотят видеть смерть. Не хотят больше. Не желают слышать внутри себя тихий голос совести и чести. Они же думают, что это так правильно и не понимают, как может быть иначе.
Женщины и дети (если такие остались) тоже уходят и убегают. Или уползают... За какое-то мгновение здесь становится пусто. И солнце, которому тоже больно, лишь на секунду показывает свои лучи, ласково касаясь двух тел, висящих позади дворов. И тут же вновь скрывается за тучами и стремится как можно быстрее убежать за горизонт.
Нас здесь осталось семь человек. Которые никогда не уходят. Которые ждут, когда уйдут другие. Я спрыгиваю с коня и оставляю его просто так, зная, что он никуда не уйдет. Так же поступают и некоторые другие, но несколько остается верхом.
- Подождите, - хрипло окликает нас один. - Точно никого нет?
- Точно, точно, - откликается ему другой, идущий рядом со мной. - Или думаешь, что кто-то прибежит?
- Смотри, уже темнеет, - смеясь, отвечает ему девушка. - Они не вылезут из домов до завтрашнего вечера в лучшем случае. - И первой спускается в овраг, придерживаясь руками за уступы и разрезая пальцы об острые камни, но каким-то чудом не срывается вниз. Я спускаюсь следом за ней.
На самом деле, ничего необычного. Привыкаешь, понимаешь, знаешь, за что нужно схватиться, чтобы не упасть, куда поставить ногу. Где земля готова обвалится, а где, пожалуй, еще выдержит твой вес. Мы не раз уже спускались и по более крутым склонам. А здесь, к счастью, и не глубоко вовсе.
- Ну что? - слышится знакомый голос наверху, человек нетерпеливо подгоняет лошадь к краю.
- Осторожно, края мягкие, обвал может быть, - отвечают ему снизу, только совсем не на его вопрос.
- Подожди... - просит все та же девушка.
Надежды почти нет. Но вдруг? А если? А что, если будет здесь кто-то живой, кого не задела пуля? Или задела, но не смертельно? Щупаешь пульс, пытаясь почувствовать даже самые незначительные удары крови о стенки сосудов, или слушаешь, бьется ли чуть живое сердце? А вдруг, да?
Между тем, те, кто остался наверху, осторожно снимают трупы с виселицы и помогают спустить их вниз. Нечего им там висеть. Эту яму вскоре закопают, хотя бы затем, чтобы не разносить заразу. Но это не к нам. Мы всего лишь ищем живых... Мертвым уже не помочь.
- Кажется...
Мы оглядываемся.
- Но...
Несколько пар глаз смотрят тревожно и с надеждой. Сердца затихают, чтобы не спугнуть своим шумом такую хрупкую и призрачную веру...
- Точно! Жив!
Все счастливо улыбаются. Хотя бы один..Но жив! Осечка ли, промах - неважно. Жив. Он - жив!
Поднимают парня и нам помогают подняться. Аккуратно посадив его к одному из всадников, мы и сами взбираемся на коней, послушно нас ждущих. Они, наверное, тоже чуют добро. И, наверное, сильнее нас. Не быстрой рысью, чтобы не причинить вреда раненому, мы направляемся прочь из деревни, скрываясь уже в потемневшем воздухе и уходящем днем.
- Правда? Есть? - счастливый голос встречающей и наши улыбки ей в ответ. Это наш дом. Сюда мы привозим всех тех, кого находим живым в независимости от того, на чьей он стороне. Здесь мы выхаживаем их. И очень часто бывает, что они или остаются с нами, с теми, кто ни за кого, а за народ, потому что воевать против себя же - это чрезвычайно глупо и очень больно, или сближаются со своими заклятыми врагами. Дело не в том, какие они ярые сторонники своих идей, просто у нас совершенно другая атмосфера. А так как ранены чаще всего бывают серьезно, то и лечится приходится дольше, а следовательно, и забывают все то, за что воевали. А если не забывают, так не отступая от идей, не видят смысла в убийствах. Конечно, очень редко, но встречаются и такие, которые уходят вновь в ряды воинов.
Пока наш дом здесь. Это небольшой дом, двух этажный, очень просторный, но низкий. Рядом деревня, пастбище для коней. Здесь мы работаем, чтобы прокормиться и оставить запасы на зиму. Травы собираем в поле и в лесу, их вполне хватает на долгое зимнее время. С едой тяжелее...Но как-то, да выбираемся. Мы не живем долго на одном месте. Это быть может опасно. Мы ни на чьей стороне и нас никто не трогает. Мало кто знает, зачем мы есть. А если и знают, то не придают значения. Но не стоит забывать о том, что сейчас война. И вдруг кто-то из вылечившихся приведет сюда бойцов? Мы тоже вооружены, но не хочется...просто не хочется новых жертв. Их и так слишком много. А если убьют нас, то кто останется вместо? Кто будет искать раненых? Нет, так не должно быть.
За ужином слышны веселые голоса. В этом мире страдания и скорби слишком мало счастья. Он слишком плох, чтобы самим огорчаться. Поэтому мы смеемся. Поэтому дарим друг другу улыбки. Шутим, строим планы, болтаем о ни о чем, чтобы утром вновь искать тех, кто окажется на грани смерти. Может быть, наше присутствие даст им надежду и им будет чуточку легче. Может быть, этот мир станет так капельку чище."
***
Это был отряд скорой помощи, который всегда бывал там, где брат убивал брата. Их никто не нанимал и никто не просил. Просто они не могли смотреть на то, как их Родина делилась на части и одна шла против другой. Они не могли видеть, как умирают ее лучшие сыновья. Поэтому, каждый раз поднимаясь с рассветом, они шли в путь. Они каждый раз проходили немалые расстояния и каждый день переносили смерть. То, чего где-то в душе боялись и то, что приносило им боль. Затем, чтобы в одном из ста случаев услышать слабые удары сердца. Чтобы привезти его туда, где ему могут помочь. Не зная, перенесет ли он хотя бы дорогу, и выживет ли в конце концов, ведь шансов так мало. Каждый день ставят они на кон свои жизни, рискуя попасть под облаву, чтобы только кто-то выжил и, лучше бы, одумался. Ведь так нельзя. Так невозможно. Это неправильно, когда люди одной крови целятся друг в друга без злого умысла и с неясной целью впереди.
Наверное, этот отряд прав. И (дай Бог!) когда-нибудь простые истины, которые они держат в себе, не навязывая своего мнения из-за бесполезности (много ли услышит не слышащий и увидит не видящий), станут слишком ясны, чтобы просто закрыть глаза и оказаться по ту сторону...Неведомо кому.
Эти мысли были всегда. И сегодня, вот уже в который раз, стоило бы о них просто забыть на несколько мгновений, чтобы было чуть менее больно. Хотя сердце и так в несколько раз увеличило и сбило ритм. Казалось, грудной клетки для него мало. Казалось, всего тела не хватит, чтобы удержать его внутри. И почти ничего не было слышно, кроме громкого: "Тук-тук. Тук-тук". Я оглянулась, отыскивая глазами своих. Тех, кто, как и я, был на лошадях и тоже ждал с замиранием того, что будет совсем скоро. Найти их стоило труда, хотя мы были знакомы давно, хотя уже научились угадывать мысли друг друга, хотя мы даже уже умели чувствовать друг друга. Просто они были профессиональными актерами и прекрасно умели теряться в толпе, быть похожими на других. А что другие? Разве они были похожи один на другого? Нет, ни капли. Одни ждали действа, другие боялись, третьи хотели еще что-то изменить. Но здесь не было равнодушных. Каких бы масок не носили окружающие меня люди - среди них не было ни одного...ни одного такого, кому было бы все равно. Каждый из них переживал свою трагедию. Кто-то даже со сладким упоением, наверное. Но он ошибался. Время все меняет. Участникам войны нередко кажется все не так, как бывает оно потом, через года или десятилетия.
Человек 20 (или их было больше?..) подвели к специально заготовленной яме. Кто они были? Их называли изменниками Родины. Точно так же, как и они бы назвали сейчас тех, кто отдал приказ на казнь. В гражданской войне не бывает правых и неправых. Бывают лишь победившие и проигравшие. Сегодня они были проигравшими. Сегодня и здесь. Возможно, уже завтра их войско всего в нескольких километрах отсюда одержит блестящую победу в очень сложном сражении. Возможно, оно точно так же поставит вдоль обрыва тех, кто сейчас выстраивается в ряд напротив несчастных. Никто не знает, что будет завтра. Никто не скажет наверняка, кто победит через час. И чья жизнь неожиданно оборвется. Совсем тогда, когда ты этого не ждешь. Когда впереди такие перспективы. Когда впереди - целая жизнь, в которой можно совершить столько прекрасного.
Но очнитесь. Вы уже не совершили. Вы уже убили своих братьев. И самое великое счастье - это остановиться. Однако история довольно однозначна: или убьют тебя, или убьешь ты. К сожалению, третьего не дано. Мир возможен только на полном поражении одних из вас.
Вожаков отряда отводят в сторону, им уготовлена другая смерть. А пока, на их глазах, на глазах женщин и детей, может быть, матерей и сыновей, готовят остальных. Подводят по несколько человек к краю, небрежно закрывают грязной тряпкой глаза несчастным, грубо равняют в линию. Молодые парни, еще совсем не видевшие жизни, не испытавшие любви, еще не расставшиеся со своей первой семьей, еще не познавшие горечь поражений и больших ошибок. Парни, с голубыми подтеками на лице, с синяками под глазами, кровяными царапинами на руках и открытыми ранами на груди, нанесенными не позднее как этой ночью. Парни, которые не увидят, как через несколько часов взойдет солнце. Такое свежее, молодое, чистое. Как засеребрится в его первых ласковых лучах роса на юной травке, как отступят ночные тени, как скроются они, исчезнут из леса. Как встревоженная появлением нового дня, проснувшимися птицами, которые уже готовы предупредить об опасности, недовольно уйдет серая стая волков, чтобы вновь выступить на свой кровавый путь ночью. Но, может быть, будет все наоборот. Над желтыми полями взойдет кроваво-алое солнце, не предвещающее ничего хорошего. Испуганные постоянными выстрелами будут молчать утренние птички, спрятавшиеся в понуро-хмурой листве деревьев. Не будет слышно окликов волков, которые не появятся там, где слишком много людей. А здесь все испещрено их следами, следами лошадей, собак, орудий. Так или иначе, они не увидят этого. Не почувствуют. Не узнают. И, так или иначе, это будет новый день. Совершенно новый день. Со своими новыми жертвами и выжившими. Наверное, кто выжил, тот и будет победитель.
Вот первые выстрелы. Наши кони, давно привыкшие к звуку пальбы, даже не шевелятся, лишь негромко пофыркивают, чуя мертвые тела. Слышны охи и ахи окружающих женщин. Кто-то стремглав срывается с места, кто-то замирает и ждет неведомо чего. У кого-то по лицу текут солоновато-горькие слезы, у кого нет сил даже на них. Кто-то причитает и валяется в пыли. Наверное, это родственница одного из них. Может быть, даже мать. Как-то тоскливо ноет под сердцем. И уже жаль не этих убитых парней, а их матерей. Видеть страдания...И знать, что никто им уже не поможет. Ничто не заглушит материнского горя.
С этими выстрелами все сразу становится другим. Все как-то вдруг понимают, что это серьезно. Что те, кто упал в эту наскоро вырытую яму, по сути-то, такие же как и они. Быть может, даже братья. И разница лишь в том, кто на чьей стороне. Стоят ли эти взгляды и идеи стольких смертей и страданий? Наверное, стоят, раз люди так самозабвенно идут друг против друга. Наверное, стоят, раз их никто не останавливает. Наверное, стоят, раз когда-то идеи принесут светлое будущее, о котором, конечно же, мечтали и поколения в прошлом и будут мечтать поколения в будущем. Всегда есть стремление к чему-то лучшему. А вот...становится ли лучше? Наверное, да. Ведь все так думают. Ведь пути назад нет. Хотя всегда существовала и эволюция, и деградация...
И вот уже следующих подводят к яме, отрывают от рукопожатий и последних, глубоких, пронизывающих, за душу берущих взглядов, которые рвут сердце на части. Толкают к пропасти. Заново накидывают повязки.
Снова выстрелы. Снова крики. И лишь на секунды - тишина. Странная, нереальная. Когда снимают повязки с упавших парней и подталкивают их вниз. Когда оставшиеся еще не прощаются, а со слезами на глазах смотрят на своих товарищей. Они думают о них, но забывают, что уже через минуту будут на их месте...
Командиры стоят, не шевелясь. Хотя им хочется метаться, выручить, помочь. Ведь эти парни им как братья, как сыновья. Ведь они столько прошли вместе. Ведь так хочется их защитить от последнего. Но они мужественны и специально ждут, когда их товарищи погибнут. Чтобы те, в кого стреляют, до последнего знали, что их предводители их не кинули и не забыли. Что вот они, рядом. И что они не одиноки. Что даже в такой час, в такие секунды их готовы поддержать. Но уже не могут помочь... Командиры стоят, как-то даже растеряно, не опираясь ни на что, опустив руки. И в фигурах их видно что-то усталое, старческое. Хотя они не намного старше тех парней... И какое-то отчаяние может закрасться в душу постороннему наблюдателю. Но в глазах вожаков - что-то светлое и доброе, потому что они смотрят на своих. Уже не подчиненных. Уже просто родных...
Последняя череда выстрелов. Теперь настала очередь командиров. Они идут тяжелыми шагами, не подпуская к себе палачей. Их не нужно вести, они и сами дойдут. Сами подойдут к своей смерти. Им не страшно. После смерти товарищей уже не страшно. Подходят к двум виселицам. Их положено повесить, чтобы трупы видели, чтобы был им позор. Так пошло издревле, сохранилось до сих пор. И, конечно, они не уйдут молча. Но речь эта коротка. Кончились длинные агитационные разговоры, нет сил заново что-то говорить. Все и так знают, что это не по-человечески.
- Пройдет время, - сухо выдавливает старший, тяжело дыша, - пройдет..И вы окажетесь на нашем месте. И тогда..вспомните всех тех, кто пал от ваших рук. За кого бы вы не воевали, мы всегда останемся с одной Родины. И там...там, на том свете...мы будем соседями. Первые победы ничего не значат. Наши смерти никому не принесут пользы. Не мы сейчас, умерев, не вы, убив, ничего не измените. Только...знаете ли вы, где сейчас ваши братья? Не с нами, ли, а?
И он, вздохнув, покачав головой, немного неуклюже карабкается на табурет, сам просовывает голову в петлю и сам, сильным ударом ноги, выбивает опору. Женщины вскрикивают и отворачиваются. Хрип слышен недолго. И вот уже мертвое тело качается на фоне убитых бойцов и пепельно-серых туч.
Перебирает копытами мой конь, слышно ржание других. Они не любят смерти.
Второй не говорит ничего, лишь мрачно усмехается, да на прощанье посылает поцелуй в небо, да кланяется и целует родную землю. Легко прыгает на табурет и каким-то дьявольски-веселым взглядом обводит толпу, чему-то с улыбкой кивает, просовывает голову в петлю. Оглядывается вокруг и в последний раз вдыхает полной грудью воздух...
...Разворачивают лошадей воюющие, разворачивают и простые наблюдатели. Резко срывают их с места, поднимая слои пыли. Не хотят видеть смерть. Не хотят больше. Не желают слышать внутри себя тихий голос совести и чести. Они же думают, что это так правильно и не понимают, как может быть иначе.
Женщины и дети (если такие остались) тоже уходят и убегают. Или уползают... За какое-то мгновение здесь становится пусто. И солнце, которому тоже больно, лишь на секунду показывает свои лучи, ласково касаясь двух тел, висящих позади дворов. И тут же вновь скрывается за тучами и стремится как можно быстрее убежать за горизонт.
Нас здесь осталось семь человек. Которые никогда не уходят. Которые ждут, когда уйдут другие. Я спрыгиваю с коня и оставляю его просто так, зная, что он никуда не уйдет. Так же поступают и некоторые другие, но несколько остается верхом.
- Подождите, - хрипло окликает нас один. - Точно никого нет?
- Точно, точно, - откликается ему другой, идущий рядом со мной. - Или думаешь, что кто-то прибежит?
- Смотри, уже темнеет, - смеясь, отвечает ему девушка. - Они не вылезут из домов до завтрашнего вечера в лучшем случае. - И первой спускается в овраг, придерживаясь руками за уступы и разрезая пальцы об острые камни, но каким-то чудом не срывается вниз. Я спускаюсь следом за ней.
На самом деле, ничего необычного. Привыкаешь, понимаешь, знаешь, за что нужно схватиться, чтобы не упасть, куда поставить ногу. Где земля готова обвалится, а где, пожалуй, еще выдержит твой вес. Мы не раз уже спускались и по более крутым склонам. А здесь, к счастью, и не глубоко вовсе.
- Ну что? - слышится знакомый голос наверху, человек нетерпеливо подгоняет лошадь к краю.
- Осторожно, края мягкие, обвал может быть, - отвечают ему снизу, только совсем не на его вопрос.
- Подожди... - просит все та же девушка.
Надежды почти нет. Но вдруг? А если? А что, если будет здесь кто-то живой, кого не задела пуля? Или задела, но не смертельно? Щупаешь пульс, пытаясь почувствовать даже самые незначительные удары крови о стенки сосудов, или слушаешь, бьется ли чуть живое сердце? А вдруг, да?
Между тем, те, кто остался наверху, осторожно снимают трупы с виселицы и помогают спустить их вниз. Нечего им там висеть. Эту яму вскоре закопают, хотя бы затем, чтобы не разносить заразу. Но это не к нам. Мы всего лишь ищем живых... Мертвым уже не помочь.
- Кажется...
Мы оглядываемся.
- Но...
Несколько пар глаз смотрят тревожно и с надеждой. Сердца затихают, чтобы не спугнуть своим шумом такую хрупкую и призрачную веру...
- Точно! Жив!
Все счастливо улыбаются. Хотя бы один..Но жив! Осечка ли, промах - неважно. Жив. Он - жив!
Поднимают парня и нам помогают подняться. Аккуратно посадив его к одному из всадников, мы и сами взбираемся на коней, послушно нас ждущих. Они, наверное, тоже чуют добро. И, наверное, сильнее нас. Не быстрой рысью, чтобы не причинить вреда раненому, мы направляемся прочь из деревни, скрываясь уже в потемневшем воздухе и уходящем днем.
- Правда? Есть? - счастливый голос встречающей и наши улыбки ей в ответ. Это наш дом. Сюда мы привозим всех тех, кого находим живым в независимости от того, на чьей он стороне. Здесь мы выхаживаем их. И очень часто бывает, что они или остаются с нами, с теми, кто ни за кого, а за народ, потому что воевать против себя же - это чрезвычайно глупо и очень больно, или сближаются со своими заклятыми врагами. Дело не в том, какие они ярые сторонники своих идей, просто у нас совершенно другая атмосфера. А так как ранены чаще всего бывают серьезно, то и лечится приходится дольше, а следовательно, и забывают все то, за что воевали. А если не забывают, так не отступая от идей, не видят смысла в убийствах. Конечно, очень редко, но встречаются и такие, которые уходят вновь в ряды воинов.
Пока наш дом здесь. Это небольшой дом, двух этажный, очень просторный, но низкий. Рядом деревня, пастбище для коней. Здесь мы работаем, чтобы прокормиться и оставить запасы на зиму. Травы собираем в поле и в лесу, их вполне хватает на долгое зимнее время. С едой тяжелее...Но как-то, да выбираемся. Мы не живем долго на одном месте. Это быть может опасно. Мы ни на чьей стороне и нас никто не трогает. Мало кто знает, зачем мы есть. А если и знают, то не придают значения. Но не стоит забывать о том, что сейчас война. И вдруг кто-то из вылечившихся приведет сюда бойцов? Мы тоже вооружены, но не хочется...просто не хочется новых жертв. Их и так слишком много. А если убьют нас, то кто останется вместо? Кто будет искать раненых? Нет, так не должно быть.
За ужином слышны веселые голоса. В этом мире страдания и скорби слишком мало счастья. Он слишком плох, чтобы самим огорчаться. Поэтому мы смеемся. Поэтому дарим друг другу улыбки. Шутим, строим планы, болтаем о ни о чем, чтобы утром вновь искать тех, кто окажется на грани смерти. Может быть, наше присутствие даст им надежду и им будет чуточку легче. Может быть, этот мир станет так капельку чище."
***
Это был отряд скорой помощи, который всегда бывал там, где брат убивал брата. Их никто не нанимал и никто не просил. Просто они не могли смотреть на то, как их Родина делилась на части и одна шла против другой. Они не могли видеть, как умирают ее лучшие сыновья. Поэтому, каждый раз поднимаясь с рассветом, они шли в путь. Они каждый раз проходили немалые расстояния и каждый день переносили смерть. То, чего где-то в душе боялись и то, что приносило им боль. Затем, чтобы в одном из ста случаев услышать слабые удары сердца. Чтобы привезти его туда, где ему могут помочь. Не зная, перенесет ли он хотя бы дорогу, и выживет ли в конце концов, ведь шансов так мало. Каждый день ставят они на кон свои жизни, рискуя попасть под облаву, чтобы только кто-то выжил и, лучше бы, одумался. Ведь так нельзя. Так невозможно. Это неправильно, когда люди одной крови целятся друг в друга без злого умысла и с неясной целью впереди.
Наверное, этот отряд прав. И (дай Бог!) когда-нибудь простые истины, которые они держат в себе, не навязывая своего мнения из-за бесполезности (много ли услышит не слышащий и увидит не видящий), станут слишком ясны, чтобы просто закрыть глаза и оказаться по ту сторону...Неведомо кому.
Вопрос: Прочитали ли вы? Просто вопрос хД
1. Да. | 3 | (42.86%) | |
2. Мельком. | 1 | (14.29%) | |
3. даже не смотрел(а). | 1 | (14.29%) | |
4. Понравилось. | 2 | (28.57%) | |
5. Не понравилось. | 0 | (0%) | |
Всего: | 7 Всего проголосовало: 6 |
@темы: Творчество