Рядом шумели деревья - их тревожил утренний ветер. А утро светлело такое раннее, что еще никто не находился здесь из людей, что можно было играться...с собой. В памяти кружился вихрь воспоминаний: обрывки слов, снов, настоящей жизни. Их сообщение, что они скучают, а потом, после нескольких шагов назад, в прошлое, боль, боль и боль. Рваные края воспоминаний, окутавшие и то, чем была она вызвана. Так что невольно появляется оскал. Оскал на лице, а вот в душе та же боль. И это растерзанное ими сердце...Кровавый комок плоти, больше ничего. Память ясна, она шепчет на ухо, как рвали они его, как подливали кислоты или щелочи. Теперь у него нет формы. И только самой приходится помнить, что это сердце, а не что-то другое. И теперь вот оно, рядом, а вовсе не внутри, стоит махнуть хвостом - и оно уже в пыли, кровь собирает песчинки. Спрыгнуть за ним, поднять его, бросить, самой не менее жестоко растерзать его когтями, превратить уже просто в жижу. И закопать. Закопать в этот чертов песок, что стал красным. Кровь, кровь, кровь.
Боль...Боли нет. И больше не будет. Это сердце..его уже нет. О нем никто не вспомнит. Хватит! оно забыто навсегда! И это они его убили. Оно было убито не сейчас, не здесь..Здесь от него избавились.
Теперь. Внутри. Бьется другое сердце. Оно не дышит теплом. Оно не страдает. Оно железное и холодное, жестокое и неуязвимое. Хотя нет...железо - некрасиво. Оно будет серебряным.
Серебряное Сердце
Ни любви, ни тоски, ни жалости.
На слабость нет права (с)
Лигалайз, «Сволочи»
На слабость нет права (с)
Лигалайз, «Сволочи»
Глава 1.
- Иди, тебя зовут, - улыбнулась я, отпуская ребенка с рук. Девочка, смеясь, побежала к воспитательнице.
Мы были в детском доме, случайная работа занесла нас именно сюда. Старшие ушли на какой-то праздник, мы же в это время следили за детьми. Не сложно, как выяснилось, и заплатили нормально. Можно считать, что день выдался хорошим. А теперь, наверное, пора уходить. Я встала, поправила сумку и обратила взгляд на женщину, разговаривающую с моим напарником, означающий: «До свидания, я всё». Но не тут-то было.
- Постойте, постойте. Идемте попьем чаю. У нас столько всего вкусного на столе! Да не смущайтесь, идемте, идемте, - говорит она, пока я смотрю на часы, выясняя, сколько времени и есть ли оно вообще. Есть. Можно и остаться. - Вот и отлично! Очень вкусные пирожные, очень! - я немного растерянно улыбаюсь. Наверное, потому что причиной согласия стала вовсе не еда или желание побыть подольше с детьми. То, что она думает именно так, мне не вредит, так что я не буду сопротивляться этой маленькой лжи.
Люди сидели и о чем-то шутили, а я медленно пила чай, стараясь как можно яснее ощутить каждый глоток, наблюдала за ними. С лиц не сходила улыбка, но все из них знали, что это была искусственная улыбка. Нужно было как-то поддерживать беседу, некий такой акт вежливости…Говорили о чем-то бытовом и, по сути, пустом.
- Вы были когда-нибудь в другой стране? - спросила я, серьезно смотря на каждого в отдельности. - Например, в Америке. Там совсем другой народ. Там все благожелательны и спокойны...Однако, знаете, не показатель. Им совершенно все равно, что происходит у вас. Ну, если вы не близкие друзья, конечно. И о себе они не расскажут. Они не привыкли. Может, нам стоит перенять их традиции?
Сначала неохотно, но потом все оживленнее, люди разговаривались. Конечно, они больше спорили, чем просто общались, но всяко лучше пустого сидения и разговора ни о чем. Может, и я что узнаю об их будничной жизни. Или о других странах...Верить им сомнительно, потому что на вкус и цвет товарищей нет, но отношение людей не менее интересно. На мое счастье, от темы они не ушли, в результате я узнала, что во всех странах лучше, чем в нашей. Но почему-то раз за разом они возвращались именно сюда, на родину, вместо того, чтобы остаться, например, в Англии или на Украине. Наверное, сложнее за год было выучить язык, чем всю жизнь мучаться в родных захолустьях. У одного из моих напарников мнение на этот счет было примерно таким же, как и у меня. Он горячо доказывал, как хороша наша страна, а в том, что у нас не так благожелательно, как в других странах, виноват каждый сам.
- Но как тут быть вежливым, если государство платит копейки! Разве проживешь на эти деньги? Да у них там так бомжи не живут...
- Там вообще бомжей нет, - негромко вставила я, потому что была знакома с этой страной.
- Да причем тут материальное и духовное состояние? Можно и в бедности прекрасно жить! Возьмите известных архитекторов, скульпторов: они все из беднейших семей. Но душа-то у них какая! Не то что у олигархов. И вообще, бедные семьи гораздо добрее, чем богачи. Они не такие скупые, жадные...
Я улыбнулась сама себе: мне всегда нравилась его манера смешивать в своей речи все стили, от разговорного до художественного. И еще языки он тоже любил смешивать, но это меня чаще раздражало.
- Нужно учитывать общее положение семей, средний уровень, а не отдельно взятых людей, - вмешался в их спор какой-то серьезный мужчина лет сорока пяти, в очках и с бородкой. - У нас он низкий, там существенно выше.
Действительно, почему люди любят мешать деньги с душой?
- У них просто народ другой. Они развивались по-другому и уже пережили то, что только начинаем проживать мы.
Кажется, я уже теряю связь между их высказываниями. Где логика? Где последовательность? Почему нельзя вести одну линию, а не разбегаться кто куда? Они даже еще не выпили столько, чтобы терять нить разговора. Я, конечно, уже привыкла к такому, но это ужасно неудобно.
Мои размышления прервал крик ребенка и приглушенная возня из соседней комнаты. Люди обернулись все вместе, но реакция у каждого была своя. Кто-то проворчал что-то вроде: "Ну вот не сидится им спокойно!", кто-то (тот самый парень, который доказывал, что бедные добрее) встревоженно посмотрел в сторону шума, кто-то молча с усталым видом туда направился. За ним последовали и остальные, уж больно отчаянно кричало дитя. Те же, кому было лень идти, подчинились закону большинства.
Я не была в числе первых, поэтому прежде чем увидела, что все-таки случилось, услышала восклицания впереди идущих. В детской комнате, забившись в угол, сидела девочка, лицо которой было мокро от слез, а платье - от крови. Огромный дворовый серый пес рычал и скалился на нее, норовя снова вцепиться в ее тело.
- Как он сюда попал?! - истерично вскрикнула женщина, оглашая вслух это немой вопрос.
Собака оглянулась и гавкнула на нее, а потом снова направилась к ребенку. Ко мне откуда-то подбежала другая девочка и прижалась дрожащим тельцем. Она тоже плакала. а глазах ее был испуг, непонимание. Их же учили, что собака - друг человека. А тут такая подстава...
Я обняла ее, сказала что-то утешающее. Она поверила. В это же время парень (а звали его Алекс) вырвавшись из толпы застывших людей, не решающихся подойти к псу, смело (хотя он боялся собак, я знала) пошел к девочке. Зверь зарычал и прижал уши. Это была здоровая собака, она не болела бешенством или чем-то еще. Она просто была озлобленна на людей, может, дети ее чем испугали. И на ней был ошейник. Перед Алексом не стояло много вариантов, что и как делать...Ему пришлось, пару раз увернувшись от клыков, схватить пса за этот ошейник и с огромной силой повалить зверя на пол. Вряд ли бы он смог долго его так удерживать, ведь и собака обладала не малой силой, но на помощь парню подоспел какой-то очнувшийся мужчина. Наверное, он просто понял, что опасности сейчас гораздо меньше, а людскую похвалу получить можно. Не стоит исключать и того, однако, что он отошел от шока и бросился спасать молодых.
Через несколько часов от детского дома, наконец, уехали полиция и скорая помощь. Девочка осталась здесь, в больницу не поехала. Несмотря на обилие крови, раны оказались не такими серьезными, как могли бы быть. Собаку забрали на осмотр и усыпление. Если она и официально окажется здорова, то Алексу и ребенку не придется терпеть долгих больничных процедур. Пожелав им удачи, я распрощалась со всеми, помахала рукой детям и вышла из здания.
Вечер уже совсем спустился на суетливый город. Людей не стало меньше, о нет! Они, закончившие учиться и работать, выходили из своих домов и стягивались к культурным центрам. Они болтали и смеялись, курили и пили, играли и дрались. Полиция все так же контролировала улицы, не заглядывая внутрь дворов. Все так же зажигались витрины магазинов, торговых центров и просто окна жилых домов. Это было красиво… очень красиво. Из темного город становился черно-оранжевым, чем-то напоминая теперь шкуру тигра. Разве что он опасен так не был, как эта дикая кошка. Ну что может быть опасного в людях? Правильно, толпа. Толпа, в которую они объединяются, если их сильно разозлить или напугать. Вся проблема в том, что толпа эта становится неуправляема, полна безумия и пересыщена эмоциями: достаточно неловкого движения, чтобы направить на кого-то весь срыв злобы или страха. Однако и толпой можно управлять. И это даже не всегда так сложно, как кажется. Нужен просто достаточно сильный и властный лидер, какого страна и мир не наблюдали уже давно. А жаль, а жаль…
Людям дали свободу. Свободу, которой они не умеют пользоваться. Зачем им свобода? Свобода в продаже алкоголя и наркотиков? Это обезличивает народ. Свобода слова? Это развязывает языки молодежи, которая говорить пока еще не научилась. Те, кто научились, уже достаточно повзрослели и теперь молчат. Свобода совести? Ее отродясь не было. Это лишь формальная свобода. Свобода вероисповедания? Бросьте. Половина из них атеисты, если не ярые, так просто люди, не думающие о вере. Не верящие. Маленькая часть от оставшихся – религиозные фанатики, не замечающие некоторых противоречий, которые есть в каждой религии и готовые убивать тех, кто не верит в их Бога. Другая часть, тоже малая, верит. Да только она как верила сотни лет назад во что-то неопределенное, но точно сильное, так и сейчас верит. Куда ей свободу? Зачем она нужна? Свобода – это возможность делать выбор. Этот выбор может сделать только личность, потому что почти все между деньгами и любовью выберут деньги. Они не гонятся за идеями, за какими-то высокими наградами, им нужны деньги, быстрее и проще. Они не выбирают. Они подчиняются воле времени, общества или чего-то еще. Осознанный выбор совсем другой.
Ах, да что о них? Они люди, они всегда были такими. Время не меняет их. Вот женщина за прилавком взвешивает матери с ребенком полкило конфет, а весы показывают вес больше, чем есть на самом деле. Мать не замечает, да и кто бы заметил, если так поступают почти все? На глазок уже не отличишь. Цель проста и ясна. А в скандал все обратится только при плохом самочувствии и настроении. А еще все боятся суда..
- Хей! – я оглянулась, когда поняла, что окликнули меня. Ко мне спешила компания из трех парней, кажется, из моего вуза. – Сегодня вечеринка. Придешь? Там всё будет. – Это «всё» прозвучало как-то многообещающе и странно.
- Всё так всё. Когда? – я улыбнулась им, пусть думают, что они мне сделали приятное своим приглашением. На самом деле эта их вечеринка не более интересна, чем простая прогулка по улицам города.
- Через час. Где – знаешь. Приходи, ждем. – И они, подмигнув, отправились куда-то. Видимо, искать новых жертв.
А мне было интересно, с чего они решили, что я знаю, где она будет? И еще мне было интересно, как их зовут. Из нашей параллели, точно, я их видела уже не раз, даже знаю, с кем учатся. Но имен их не знаю…Да и зачем, собственно? Незаметно пожав плечами, отвечая на свой же немой вопрос, я оглянулась назад, мило улыбнулась какому-то мужчине лет 35 и сама нырнула в толпу около магазина. В этом был ее плюс. Никто тебя не заметит и не найдет. Хотя последнее весьма сомнительно: кто-нибудь из твоих вечно шумных знакомых обязательно появится из ниоткуда и весело помашет рукой или даже позовет выпить чашечку кофе. Это не всегда плохо, нет. Это чаще всего просто банально.
- Алиена! – я не сразу поняла, что зовут меня, поэтому отреагировала поздно. Как меня зовут, знали все, а для меня оставалось загадкой, каким способом они это выясняют. Имени же моего не знал практически никто. Ни Алиена, ни Алекса не были, разумеется, моими настоящими именами. Я не стремилась рассказывать о себе все и без остатка. Им незачем было знать обо мне помимо того, что они уже знали.
Окликнувший меня был мне знаком.
- Привет, Алекс. Как рука? – я повернулась к нему, не возвражая против общества этого парня, учащегося в том же университете, что и я.
- Пройдет. Ты идешь сегодня на вечеринку?
- Иду. Меня только что позвали. Неужели, ты тоже? – он обычно предпочитал побыть один, чем кувыркаться в малознакомой компании сверстников.
- Да, хотел отдохнуть. Мыслей много, нужно как-то отдыхать.
- Займись научной работой, - усмехнулась я, разворачиваясь и направляясь к берегу небольшой реки. Алекс последовал за мной, как всегда, чуть позади.
- Это не помогает! – немного возмущенно возразил он и начал объяснять, почему. Я шла впереди, щурилась на яркий свет от фар машин и фонарей, улыбалась ему и думала о завтрашнем дне. Иногда, правда, упускала или его слова, или свои мысли, но быстро это замечала и снова прислушивалась к чему-то. Мне ясна была его жизнь, натура, его характер и поступки. Многие говорили, что он очень сложный человек. На самом деле, они просто не пытались в нем разобраться. Как можно говорить, не зная толком? Люди всегда так и делали. Кстати, а Алекс – нет. Он предпочитал отмалчиваться. Умный мальчик…
И одинокий. Я не уверена, есть ли у него вообще друзья. Он общался довольно тепло со многими, но мало кто из них был по-настоящему близок ему. Это непонимание его натуры выливалось Алексу в большую порцию недолюбливания, напряженности и иногда даже агрессии. Парень сносил все стойко, видимо, привык еще со школы. Да только вырос еще не до конца. Я всё ждала, когда наконец социум затопчет в нем все благие порывы, все то, чем он был полон, когда приспособит под себя. Ждала уже давно, терпеливо, не отпуская далеко от себя. Ждала…но пока еще не было видно начала приобщения к толпе. С одной стороны, это было хорошо: он пока мог сохранить свою неповторимость, мог чем-то отличиться от других. С другой стороны, хорошего было мало: я понимала, насколько это больно – быть всегда одному, улыбаться, когда на душе скребут кошки. Ведь сейчас все было именно так. Он смеялся, шутил, пошел на эту чертову вечеринку…а все зачем? Чтобы скрыть желание наконец-то избавиться от щемящего чувства одиночества, чтобы показать себя, чтобы привлечь в себе внимание и чтобы поделиться с кем-то своим горем. Я так же понимала, что если я не переведу разговор на эту тему, то настроение его не улучшится и он еще долго будет терзать себя. Сделать я это решила на вечере, не сейчас.
Кстати, в остальном он был довольно искренним. И то, что он бросился спасать другого человека, означало не поиск славы, а страх за ребенка.
- Слушай, время поджимает, - вдруг как-то резко перевела нашу тему разговора я. – Ты знаешь, где это будет? Веди. Я не хочу опаздывать, хотя сначала все бывает банально и скучно. Они не умеют веселиться, будучи трезвыми. Разучились.
Он взглянул на меня немного удивленно. Я не совсем поняла, что именно его привлекло: то, что я не знаю, где встреча, или то, что они не умеют праздновать без спиртного? Алекс все равно пошел вперед, я держалась позади. Эта позиция была ему нова, он редко забегал вперед меня в наших прогулках. Мы часто играли в странные игры, на каком-то инстинктивном уровне. Кто где живет, кто где водит, какие знаки оказывает. Это было забавно. Это было интересно. И это было красиво.
У двери нас встретил какой-то незнакомый мне парень, придирчиво осмотрел нас.
- Что, фейс-контроль? Или как это у вас называется, - засмеялась с оттенком злости я, скорее даже по привычке, чем намеренно.
- Нет, - почему-то сконфуженно отозвался он, а мы вошли.
Было еще тихо. Молодежь бродила по комнатам, негромко переговаривалась, улыбалась, бросала взгляды по сторонам. Ее было мало, есть привычка у наших людей опаздывать. Неисправимая, к слову.
- О, Алекса пришла, - я медленно оглянулась. – Что будешь? Мартини, коньяк, ликер или…
- Спасибо, я потом, - подмигнула я говорящему, одному из тех, кто пригласил меня сюда. – Как только компания будет побольше.
- Ну гуляйте тогда просто…
Я кивнула и потянула Алекса в одну из пустых комнат. Этот наивный парень начал разговор о том, как бы выпить поменьше, чтобы не напиться. Я взглянула на него с удивлением: зачем вообще пить, если не хочешь этого делать? Можно просто сделать вид, в большой компании легко раствориться. Зачем подгонять себя под рамки? Зачем самому себе их устанавливать? Веди себя из расчета собственных чувств или разума – и все будет отлично. Не нужно подчиняться мнению массы, это лишит тебя внутреннего огонька.
- Вспомни Данко, хотя бы. Он решил посвятить свою жизнь людям. И чем это кончилось? Ты помнишь…Это Максим Горький, - неприязненно взглянула я на Алекса. Не знать классику – не знать культуры вообще. Ты можешь не любить классические произведения. Но знать их, о них ты обязан.
- Да знаю я, - как-то хмуро отмахнулся от меня Алекс. Мне нравилось, что в моем присутствии он говорил только то, что думал на самом деле, и вел себя так, как хотел. – Просто для меня Данко был всегда…
- Идеалом?
- Не совсем…
Мы гуляли сначала вдвоем, а потом, так и не закончив разговора, разбрелись по небольшим и шумным компаниям. Я почти не прикасалась ни к спиртному, ни к еде: не было настроения. Слушала, о чем говорят однокурсники, их друзья, хотя мне это давало не так много, как могло показаться. Иногда включалась в разговор. Они все так восторженно подхватывали новые темы, неминуемо спускаясь к сплетням, что меня это невольно умиляло. Алкоголь расслаблял их, снимал какую-то часть оков. Не всегда шло это в плюс, именно поэтому случались ссоры и драки. Не сегодня, вообще.
Танцы. Танцы до упаду. Полная отдача себя неконтролируемым эмоциям. Эмоциям, подчиненным только музыке. Под ее ритм, иногда рев, под стройные удары барабанов и бас-гитар, заглушающих стук сердца, билось оно, безвольно приспосабливаясь к новым и новым мотивам. Размытые лица людей в тумане от дыма сигарет и растворившиеся в запахе вин мелькали то совсем близко, то далеко. Не было желания остановиться, не был сил об этом подумать. Это не было красиво, это давно превратилось в нечто ужасное, в какую-то огромную групповую свалку тел. Может, в ней и заключается современный облик культуры и когда-то он станет эталоном, идеалом? Я не хочу жить в то время.
И все-таки, пора остановиться. Пора найти здесь Алекса, пора увести, пока легкие совсем не стали отравлены дымом сигар и еще чего похуже. Отыскав его среди пестрой размытой группы танцующих, я за руку оттащила его от них в соседнюю, пустую комнату, дрожащую от ритм-инструментов.
- Этого ты хотел? – в голосе сразу прозвучал «наезд».
- Ты о чем? – немного растерянно переспросил он, явно еще не придя в себя после духоты помещения. Я фыркнула и резким движением настежь открыла окно. Свежий холодный воздух хлынул в комнату, приводя в сознание.
- Быть среди толпы? Среди сплоченных людей? Почувствовать себя их частью? Потерять себя? И все равно остаться в одиночестве?
- О чем…
- Они тоже одиноки, - продолжила я более мягко. – Потому что трусливы. Думаешь, шум музыки не мешает спать соседям? Мешает. Но они боятся вызвать милицию, боятся потому, что им могут отомстить. Не надо это прекращать, потому что каждый сам платит за свой страх. Ты пришел сюда, чтобы побыть не один на один с собой, чтобы побыть с ними. Но ты ведь знаешь, что это не твое, это не по душе тебе. Разве ты почувствовал облегчение?
Он долго молчал; видимо, думал над моими словами. Мне пришлось сыграть роль, похожую на ту, в которой был всегда он. На самом деле мне было глубоко плевать и на соседей, и на всю эту вечеринку, и пришла я сюда вовсе не потому, что хотела его чему-то научить. У меня не было никаких эмоций возмущения: пусть делает, что хочет, каждый сам травит себе жизнь, как я и говорила. Но мне было интересно одернуть его от глупых шагов, посмотреть на его реакцию. Если бы он не понял ничего из того, что сказала я, я бы не расстроилась. Это был бы его выбор. Я сидела на подоконнике, прислонившись спиной к распахнутому окну. На улице была ночь, будоражащая кровь, заставляющая неровно дышать. На улице в небе светили яркие чистые звезды, обрамляя лунный путь. На небе росла Луна, зовущая к себе. Глаза светились ярче, светились по-иному.
Голос Алекса заставил обернуться на него и первые мгновения хотелось что-нибудь прорычать ему.
- Хорошо…Допустим…но…что ты здесь делаешь? Только чтобы…
Ему я не буду лгать сейчас. Я прекрасно знаю, что он никому это не расскажет. Что он не поймет меня до конца: слишком мы разные. Ему неизвестно то, что чувствую я.
- Нет. Я не герой…А если и герой, то совсем другой сказки. Я здесь, потому что я захотела провести время в этой компании, а не из-за того, что хотелось прочесть тебе эту лекцию. Чтобы что-то написать, нужно почувствовать. Я здесь только поэтому. Я получила все, что хотела. Пора домой.
Я спустилась с подоконника, закрыла окно и пошла прочь из комнаты, мало заботясь о том, пойдет ли Алекс следом. В коридоре никого не было. Основанная масса была на танцах, парочки разбрелись по комнаткам. Я осторожно открыла дверь и вышла сначала в прихожую, а потом уже в коридор. Было тихо, видимо, хорошая изоляция. Охранник все так же стоял. Ему заплатили за это. Но ради чего? Ради того, чтобы покрасоваться? Ведь в остальных случаях он ничего не изменит. Ни приезда полиции не отменит, ни…
На улице уже было холодно и совершенно безлюдно. По телу пробежала дрожь, а я внимательно посмотрела на Луну. Да нет, все так же. Ничего не меняется в этом городе. Она такая же, хотя иногда новая, иногда старая, часто неполная. Иллюзия, иллюзия человеческих глаз.
- Постой, я тебя провожу, - я недовольно обернулась на голос, не скрывая в глазах раздражения.
- Ну идем.
Шли молча. Он угадал мое настроение и не трогал меня. Алекс не знал, где я живу, а я не намеревалась ему это показывать. Я не любила, когда меня провожают. Сейчас я считала, что мы идем просто по пути, потому что до моего дома мы вместе все равно не дойдем. Изредка слышались чьи-то пьяные голоса или какая-то возня, но, в общем-то, райончик был спокойным. Убивали редко, нападали еще реже…Гулянки не устраивали…за редким исключением. Около одного из подъездов я остановилась, мельком глянув на Алекса.
- Пока. До встречи, - и скользнула внутрь дома. Это было очень удобное здание: у него был второй выход.
- Я не хотел, поверь. Веришь?
- Верю, - негромко откликнулась я, уже исчезая в проеме дверей, чтобы потом бесшумными шагами пойти по темным переулкам к дому. Боги, кто-нибудь объясните этому мальчику, что я не могу верить. Просто не могу. Я давно потеряла эту способность.
Луна грустно смотрела с небосклона на притихший в ожидании город.
В мире снов
Крики становились невыносимыми. Они раздирали душу, раздирали на маленькие, маленькие лоскутки. И было так больно…
Почему они ссорились? Почему? Почему нельзя было жить мирно? Ведь живут же люди! Вот, у соседней девчонки они такие дружелюбные и так любят друг друга. Чем она сама хуже? За что ей эти ссоры?
Снова крики срывающимся голосом. Ни о чем, ни про что. Лишь бы побольнее задеть, лишь бы сильнее обидеть, лишь бы оскорбить нужным словом… Потеряна суть, потеряна правда. И уже давно не важна сама причина, и повод как-то незаметно превращен в саму проблему. Отрезаны все пути понять друг друга, простить и отпустить. Люди, выросшие под контролем, не могут дать свободы своим близким…
Девочка плачет. Она не может больше терпеть. Эти слова так больно ранят ее сердце. Она чуть ли не захлебывается в слезах, но ничего не может сделать. Прибежать, упасть на колени, умолять, просить, чтобы они не ссорились…Рыдать у их ног, целовать грязную поверхность ботинок. Ее любви хватит на них всех, ее прощение сможет понять всё. Но почему-то ее отталкивают, силком оттаскивают в сторону. А она все так же бьется на полу….Разве может так быстро и остро колотиться сердце?..
Но это еще не самое страшное. Могло попасть и ей. И она могла ходить месяц в опале, теряясь в лесах приусадебного участка, боясь возвратиться домой, в холод и пустоту. Могли накричать и на нее. Могли и ее отшвырнуть в сторону. Но ей было плевать на боль, на эту дурацкую физическую боль. То, что жило в ее сердце, большая черная саднящая лужа разъедающей жидкости, было гораздо, во много, во много-много раз хуже! У нее не было выхода, она не могла прекратить это все. Что сказать? Как помочь? Почему она всего лишь ребенок? Почему ребенка никто не слушает? Она же понимает!!! Понимает и чувствует! И она хочет…так хочет помочь! Рассказать им, что нет на самом деле причин, что все это чья-то злая выдумка - эти причины: они не стоят ссор. Что их так легко решить, нужно лишь пару дней в тишине и покое, в раздумьях над своим поведением. Что они самые лучшие в мире, они единственные и просто не имеют права так…
Новые рыдание сжали горло девочки и она вновь уткнулась лицом в грязный ковер, хотя можно было встать и лечь на чистую постель. Тут, на полу, была своя доля мазохизма. Может, она надеялась, что часть этой всей боли перейдет к ней, и тогда им придется меньше ругаться. Лишь бы ей…лишь бы ей! Пусть лучше она умрет, путь заберут ее жизнь, но оставят мир и любовь им…Она так этого хочет.
Ребенок поднимается на ватных ногах. Так всегда бывает от переизбытка нервов. Немного шатаясь, он открывает дверь и покидает ненавидимый им дом. Уйти, убежать, отдохнуть, подумать…Лишь бы больше не слышать! Девочка поднимается по лестнице, а откуда-то выныривает знакомая и любимая дворовая собака, молча следует следом, лучше всех остальных существ в этом мире понимая горе своего двуногого друга. Она виляет хвостом, смотрит грустными глазами и тихо поскуливает, прикасается холодным мокрым носом к руке и бежит, не отставая и не опережая. Она одна прекрасно знает, куда пойдет сейчас эта девочка. И они пойдут вместе. Бок о бок или друг за другом. По пыльной от палящего солнца тропинке в сторону небольшой грязной речки.
Там есть одно красивое место. Забытые людьми, стоят друг на друге бетонные плиты, неровно, выпирая, образуя некое подобие каких-то чересчур квадратных скал. Около них можно сесть, а можно забраться наверх и внутрь, устроиться невидимой для всего мира, вдыхать свежий речной воздух, гладить собаку, преданно лежащую около тебя. Отвлекаться от проблем. Чувствовать, как высыхают слезы под легким ветерком. Слышать дыхание природы.
Но рано или поздно этому приходит конец. Придется возвращаться вновь обратно. Чуть отошедшей и вроде бы такой же сильной, как и всегда. Улыбаться соседским ребятам, отзываться на их приглашения поиграть. А потом, уже поздно вечером, возвращаться домой в тень тяжелых стен, таящих в себе боль и отчаяние. Дома не спят. Дома притаились, закрытые глаза не означают сна. Тут можно нырнуть в постель, натянуть повыше одеяло и вроде бы даже поверить в то, что все хорошо. Поверить в ту сказку, придуманную ею же. Молиться кому-то, чтобы на утро было все хорошо.
Утро приносит новый день. И сложно сказать, каким он будет. Девочка отсчитывает дни, хотя не видит их границ. Вычеркивает дрожащей рукой из календаря дневника. Смотрит глубокими глазами вперед и не видит ничего. Не проходит и недели, чтобы она не плакала. Почему слезы не кончаются? Ей пора бы привыкнуть. Почему она не сбегает?
Не выхода, не дороги….Есть страх, боль, усталость и пустота. Такая страшная пустота…Нужно, нужно найти выход! Метаться день за днем, раздирая тонкую кожу, выходя на новые и новые пределы, через тернии роз и иглы крапив ища что-то. Задыхаться от слез. Кричать, срывая связки. Из-за этого молчать днями. Чувствовать, как стекленеют глаза. Бороться. Бороться. Бороться….
Я резко поднялась с постели, тяжело дыша. И медленно откинулась назад.
Почему ей нельзя было сбежать? Сбежать…Так просто. От этой боли. Боли. Боли… «От того, что ты повторишь это слово миллионы раз, оно не изменит своего смысла», - отзывается внутри голос. С ним можно только согласиться. Почему, черт побери, она не убежала?! Почему терпела? Приют по сравнению со всем этим ужасом казался райским домом. Смерть была бы лучше.
Я зарычала от неизвестно откуда появившейся злобы. Злобы на эту девчонку. Зачем является она в мои сны? Зачем лезет в мою жизнь? Она терпела. Ради чего? Молилась. Кому?! Кто, скажи мне, мог помочь ей? Ни Бог, ни Дьявол не откликнулись тогда ей. Оно и понятно. Один, видимо, испытывал ее на что-то или наказывал за какие-то проступки, а другой ждал, когда она выберется сама. Дура! Нельзя, нельзя это терпеть! Порвать путы, найти этот проклятый выход!
Я повернулась в сторону окна, на лицо упал свет луны. Грудь тяжело подымалась и опускалась. Я резким движением сбросила одеяло и пошла на кухню пить чай. Там было спокойнее. Мысли обрели стройный и закономерный порядок.
Она могла пойти в полицию, но помогло бы это ей вряд ли. Она могла бы спокойно объяснить им все, не в такие минуты, когда стоял крик. Девчонке стоило только перебороть свой страх, страх перед очередной ссорой, страх того, что причиной будет она, и подойти, поговорить. Она могла уехать от них. Могла сразу повести себя как взрослая. Ей бы поверили. Ее бы поняли. Могла бы прочитать книги, понять психологию, исправить.
Это все чушь, что выхода не было. Выход есть всегда. Это она не смогла его найти. Это она его не там искала. Людей можно поменять. На то они и люди. Принцип изменчивости – основа их выживания. Выход был. Она боролось вслепую, стоя на одном месте. Нужно было идти вперед. Нужно было думать. Она сама виновата. И нечего мне сниться…
Где-то в городе, несколькими днями раньше.
Легкими прыжками по темным переулкам в поисках кого-то или чего-то можно провести долгое время. Но этого не требуется. Всё есть здесь и сейчас, стоит лишь вдохнуть воздуха, как разом все встанет на места. Там кошка, тут собака, а где-то проходила хмельная компания. Но это не представляет интереса. Интерес совсем в другом…
Несколько прыжков…и уже следующая улица. Пройти еще немного – и покажется сквер. Туда не надо, надо на трассу. А после трассы свернуть на садовую улочку. Уже поздно, можно сказать, середина ночи, если считать, что утро – это первые трели птиц. Птицы встают очень рано…А люди – нет. Люди чуть позже…Часа на три-четыре. Засмеяться? Нельзя же. Спугнешь добычу…И все. Вся охота собакам под хвост. Кстати, вот и люди. Ой, нет, ребенок. Что делает 6-8 летний малыш ночью в городе? Он не бродяга. От него пахнет домом и теплом. Стремительным прыжком забраться на края мусорных ящиков, осторожно пройти вперед…Спрыгнуть так же бесшумно, и вот он, рядом. Такой беззащитный и хрупкий. Такой одинокий.
Хочется облизнуться и показать кончики белых клыков, но зачем? Можно обойтись и без этого. Сейчас главное – не спугнуть его. Никто не увидит черную тень ночью. Никто не услышит шагов. Мышцы напрягаются, готовясь к прыжку. Даже видно, как они двигаются под лопатками. Глаза блестят ярко-ярко. Дыхание на миг замирает..еще мгновение..и он уже в лапах..мог бы быть! Мог испуганно смотреть в глаза, задавать немой вопрос и вырываться из-под когтей. Светлая кровь струилась бы из ранок, но не падала бы на асфальт. На асфальт – плохо, следы обнаружат. Лизнуть поцарапанные руки, вроде ласково взглянуть на ребенка…И мгновенно сжать клыки на горле. Он не поймет. Не должен успеть понять…
Какой-то человек появляется из ниоткуда прямо перед носом и берет ребенка за руку, уводит. Подняться, повести ушами…Что еще тут сделаешь? С глухим и злым рычанием остается идти распугивать бездомных собак. Такой шанс! Люди, люди…Зачем вы вечно все портите? С ребенком можно было бы наиграться. Вы затянете его в свой сложный социальный бред, поработите и сделаете преступником. Таким же преступником, каким вы сами являетесь. А сегодня он мог обрести свободу. Он мог бы получить в дар окончание земных терзаний…Люди…
Хвост хлестко ударяет по бокам. Оглянешься…и только вздохнешь, даже не остановишься. Дороги в прошлое нет, каждая секунда уже история. Впереди немало шансов, нужно лишь их заметить.
И вновь уверенно бежать по тротуару, прислушиваясь и принюхиваясь, прячась от людей. Это только начало.